Пресс-центр ПАО «КМЗ»

Статья журналиста Василия Гроссмана из номера журнала «Огонек» за 1953 год. Он приезжал в Тулу, был на нашем поселке и КМЗ. И вот что он написал об этом в номере «Огонька».

«…Косогорский металлургический завод лежит в котловине, недалеко от Тулы. Вот он стоит, металлургический завод, среди зеленых холмов, на фоне ведущего к Ясной Поляне зеленого леса, у вьющейся ленточкой речушки, под голубым небом, – шумит, сопит, дышит десятками труб, вдруг ахнет дымовой, черной тучей в небо, вдруг блеснет черно-красными рваными гребешками пламени, белой молнией чугуна, грозно загремит, взревет, и кругом все умолкнет, точно лев зарычал среди холмов и долин, и все вокруг оглядываются на него что это он так.

Как же не любить его – бессонного, всего в копоти, дыму, хмурого, жаркого и в осенние дожди и в зимние метельные ночи? Сколько в нем простоты, силы, сколько достоинства и величия! Косая Гора – это не только завод. Это еще и поселок. И на этом поселке есть две школы, детский сад, ясли, пионерский лагерь, больница, поликлиника. В библиотеке клуба 12 тысяч книг, а техническая библиотека имеет 23 тысячи книг, выписывает 55 технических журналов. Этой технической библиотекой пользуется много рабочих и инженеров.

Да что удивительного в том, что при Косогорском металлургическом заводе есть хорошие школы, библиотека? Ведь это законно, естественно, не о чем толковать.

Но почему-то здесь все это волнует по-особенному, заставляет задумываться. Об этом заводе, его дореволюционной жизни помнят и знают многие. Вот здесь была знаменитая горькая улица «Слободка», «Шлаковые» и «Красные» казармы. У Киевского шоссе стояли две лавки, а вот там, у Стрекаловского оврага, шумел кабак. Трудно работали, плохо жили здесь люди. Когда-то Толстой приходил из Ясной Поляны на этот завод, написал под впечатлением увиденного статью: «Неужели это так надо?».

В ту мрачную пору непосильный труд, ужасные условия жизни, скученность, грязь, кабаки калечили, губили людей. Но из заводского дыма и копоти уж поднималась преобразующая революционная сила русского рабочего класса.

Только ли чугун выплавляют эти печи? Благородная и тяжелая работа объединяет вокруг себя людей, формирует характеры – глубокие, сильные, свободолюбивые характеры рабочих людей.

Вот мы входим на заводской двор. Идет загрузка домны, грузят кокс, местную киреевскую руду, чиатурскую марганцевую.

Когда-то катали толкали двухколесную коляску, груженную тяжелым грузом. Сейчас коляски ржавеют без дела – их давно уж упразднили. Я пробую взяться за шершавые, ржавые ручки коляски – пустую ее трудно покатить: так тяжела, массивна она. А ведь каталь загружал ее двумя тоннами руды либо тонной флюсов!

Теперь руду подвозят в вагончиках, в вагончики руду грузит ковш экскаватора. Тянут вагончики быстрые самоходные бункеры, приспособленные тульскими металлургами для этой работы. Скрежеща, постреливая газом, мчатся они по заводскому двору, делают лихие виражи и крутые повороты.

Все изменилось, все иное. Только лица рабочих людей, ведущих эти тяжелые вагончики по заводскому двору также милы, дороги сердцу, как лица тех, кто хмуро поглядывал осенью сорок первого года из люков боевых машин.

Но задумываться на заводском дворе не полагается: угодить под мирную машину тоже невесело, хотя она и называется самоходным бункером.

Позванивая в колокол, плавно подходит к домне вагон-весы, с грохотом разгружает кокс. Молодая женщина-машинист в рабочем комбинезоне, в платочке, поглядывает сверху.

А уголь, руда плывут в домну. Здесь царят экскаваторы, вагон-весы, быстрые самоходные бункеры, транспортер, подающий кокс по длинной наклонной галерее, саморазгружающиеся вагоны.

Сотни людей освобождены от труда каталей, от тяжелого, натужного дыхания.

Рабочий Калиничев записал частушку:

Гнул под тачкой каталь спину, Нес тяжелую нужду, А теперь он на машине Доставляет в цех руду.

Мы поднялись по железным ступенькам, заглянули в контору мастера, где стрелки, циферблаты, самозаписывающие барабаны показывают внутреннюю, тайную жизнь доменных печей. Здесь сердце завода.

Скоро домна даст чугун: белеют аккуратные песочные желобы, дорожки, по которым польется металл. Густое живое тепло, идущее от тела домны, заполняет воздух.

Здесь сердце завода. Это поймет и почувствует каждый и даже тот, кто впервые подошел к домне.

Горновые в черных суконных куртках – их не так прожигает огнем, – в шляпах с большими, предохраняющими от огня полями, готовятся к пуску чугуна.

Мне пришлось слышать от старых рабочих рассказы о первом дне работы: его запоминают, как дату рождения, свадьбы, как пору первой любви.

Выпуск состоялся, чугун пошел. Маленькие, короткие минуты отдыха. Иван Васильевич Никишин – старший горновой – медленно, мне кажется, величественно отходит от печи, утирает пот со своего словно высеченного из камня сурового лица. Следом за ним, утирая пот, отходят остальные горновые. Вместе они выходят в открытую каменную, похожую на балкон нишу немного охладиться, вдохнуть свежего воздуха. Они стоят высоко над землей, в ореоле искр, освещенные со спины жидким огнем, а перед ними лежат зеленые холмы, блестит на солнце речушка, по широкому асфальту бегут автомобили. Горновые поглядывают на широкую землю, на ясное небо, на шоссе. Они стоят в черных суконных куртках, широкополых шляпах – большие, спокойные, неторопливо, негромко разговаривают.

Вот он стоит Косогорский металлургический завод».